Николай Семченко - Великан Калгама и его друзья
Подмигнул им Калгама украдкой, а для вида цыкнул:
– Молчать! Нечего со старшим спорить.
Нгэвэн всё сделала, как говорила. Когда котёл закипел, Калгама приподнял крышку, заглянул: кипит-пузырится зелёная жидкость, запах от неё – как от болотной жижи. Сморщился он, чихнул:
– Э, нет, бабушка! Как в такую вонь прыгать? Не могу я!
– Не бойся, – уговаривает Нгэвэн. – Это волшебная водица. Сделаешься железным. Давай прыгай!
– Да я и не знаю, с какой стороны подойти, – лукавит Калгама. – Как прыгать – не знаю. Вот если бы показал кто…
– Мне прыгнуть, что два пальца облизать, – раздухарилась Нгэвэн. – Я не то, что некоторые великаны, – не робкая. Смотри, как прыгать надо!
Помахала она трижды над головой, пошептала что-то, да и нырнула в котёл. А Калгама – крышку сверху, да ещё и камнем её прижал, чтобы ведьма не выскочила.
– Порядок! – он, довольный, потёр руки. – Пусть сама в котле сидит. На всякую хитрость другая хитрость найдётся, так-то!
Положил Калгама желудь и вертел в мешок, мышку на плечо посадил и отправился в лес, а сорока сама впереди полетела.
Глава восьмая, в которой Хондори-чако надумал жениться
Хондори-чако шаг шагнёт, будто ветер дунет – полы длинного халата, словно циновки развеваются. Глаза у бусяку чёрные, жгучие, молниями сверкают, брови тучами нахмурились, тонкие губы плотно сжаты, лицо – серое как дождливый день. Взглянет на Фудин – и голову опустит, чтобы видела: сердится на неё. Если бы не хотел в жёны брать, так и разодрал бы на куски! Но приглянулась ему подруга Калгамы, такая ладная да славная, – хочет Хондори-чако жениться. А Фудин знай твердит одно:
– Не может у женщины быть двух мужей!
Бусяку уже и так, и эдак её уговаривал, грозил, рычал, снова льстиво улыбался, ласковые слова говорил – ни в какую Фудин не согласна стать его женой. «Верна, – говорит, – Калгаме буду, и пока он жив, души в нём не чаю, лучше никого на свете нет!»
Обидно Хондори-чако это слушать. Он ли не самый грозный в округе? Он ли не самый сильный? А охотник какой знатный – никогда без добычи не возвращается! Все перед ним трепещут, все боятся его, даже своенравная сестрица Амбакта поперёк слова не скажет – знает: рассердишь братца – задаст трёпку, мало не покажется.
Недовольна Амбакта: мечтала полакомиться мясом Фудин, печёнку её съесть, из гладкой кожи халат сшить. Но братец не разрешает к пленнице даже притронуться: влюбился в неё, кто бы мог подумать! Страдает, печалится, всё из лап у него валится.
– Найдём мы тебе хорошую женщину-бусяку, – успокаивает его Амбакта. – Зачем тебе эта красотка? Не нашего роду-племени, обычаев не знает, нос от тебя воротит – видишь ли, не так ты пахнешь. Принцесса! Можно подумать, от муженька её ароматом лотоса да шиповника несло, куда там! Жила с ним, знаю: рекой от него пахнет, в тайгу сходит – кедром да пихтой воняет…
– Что ты такое говоришь? Сама подумай, пустая твоя голова! – злится Хондори-чако. – Пихта Новым годом пахнет, радостью и свежестью. Мне бы хоть капельку такого чудесного духа! У-у-у! От меня несёт, как от гнилого озера. И как прежде не замечал? Ничего сделать не могу!
– Зачем себя переделывать? – гнёт своё Амбакта. – Каким уродился, таким и оставайся. Вот ещё, ради какой-то пичужинки себя менять! Будь настоящим бусяку.
– А я и есть настоящий, – гордо выпячивал грудь Хондори-чако. – Никто в этом не сомневается!
– Настоящие бусяку людьми питаются, – напомнила Амбакта. – Людишки для нас – пища, не более того. А ты что удумал? На чужой женщине жениться! Давай лучше её убьём, освежуем, всяких лакомых блюд наготовлю – вкуснятина получится: за уши не оттащишь, все когти на лапах оближешь.
– У-у-у! Эти когти! – воет Хондори-чако. – Что с ними делать? Как посмотрит на них Фудин – морщится, брезгует мной!
– Вот потому и надо её съесть, – настаивает сестрица. – Не станет Фудин – сразу из твоей головы вылетит, и думать о ней забудешь.
– Если бы! – вздыхает влюблённый бусяку. – Никто мне не снился никогда, а она – каждую ночь грезится. Что бы ни делал, о ней думаю. Заболел я ею, сестрица. И нет лекарства от этого. Только Фудин мне поможет, больше никто.
– И вправду – больной, – сочувствует сестрица. – Никогда бы не подумала: слабая маленькая женщина может верх над тобой взять! Съесть её надо, вот что! Слопаешь Фудин – она всё равно, что твоя станет.
– Тебе бы только сожрать кого-нибудь! – огрызается Хондори-чако. – Запомни раз навсегда: Фудин – не пища, а женщина моей мечты. Всё сделаю, чтоб на ней жениться. И не гневи меня, сестрица. Рассержусь – задам трёпку!
– Эх, братец, память у тебя, видно, дырявая, – сверкала глазами Амбакта. – Однажды ты уже чуть не женился. Хорошо, отговорила я тебя. А то была бы у тебя в жёнах лесная чертяка-буссеу. Ох, хитрющая! Всё загадки загадывала, ты ни одной не отгадал. Решил: буссеу – мудрая, умные у вас дети получатся. А ей того и надо, забрала бы их да в тайгу обратно ушла. Только прикидывалась, что любила тебя, эх!
– Помню-помню! – поморщился Хондори-чако. – Смеялась она надо мной. Спасибо, ты глаза мне открыла. У-у-у, перестань о ней напоминать! Слышать не хочу!
– Вот и Фудин тебя обманет, – гнёт своё Амбакта, – попомнишь мои слова! Она женщина хитрая: никогда не узнаешь, что у неё на уме.
– Не говори о Фудин плохо! – вскакивал Хондори-чако. – Всё равно она моей будет! Красивее её никого нет.
Эти разговоры брата и сестры-бусяку одинаково кончались: Хондори-чако показывал жуткие клыки, для острастки рычал, Амбакта низко голову клонила, прикидывалась покорной. Сама только и мечтала поскорее расправиться с Фудин. Сколько чего ни съела бы Амбакта, всё равно голодная остаётся: не хватает ей человечинки.
Аппетит Амбакты рос не по дням, а по часам. Считай, всё зверьё в округе переловила, птичьи гнёзда разорила. Молва о злобной бусяку по тайге впереди неё идёт – животные успевают прятаться от Амбакты. Всё меньше и меньше добывает их на пропитание.
– Что делать? – задумалась Амбакта. – Так с голодухи и сдохнуть можно. А обману-ка я зверей! Хэрэ-шаманкой стану! С шаманами никто ссориться не желает. Будут звери дань мне платить, никуда не денутся!
И стали звери слышать: где-то шаманский бубен бьёт, бубенчики и погремушки на ямкане-поясе громыхают. По обычаю, отдариться от шамана надо, иначе камлать станет – беду на всех накличет.
– Шаманка идёт, шаманка идёт! – пела Амбакта-хэрэ. – Приносите подарки, да побольше! Тьфэ, тьфэ! Свеженинки хочу, кормите шаманку лучше!
Видят звери: и вправду хэрэ-шаманка по тайге скачет, большая, как медведь, безобразная, как жаба, вся волшебными побрякушками обвешана. От боязни и не замечают: вместо бубна – осиновый лист держит; колотушка, которой по бубну стучит, – обычный тальниковый прут, а погремушки на ямкане – речные ракушки да камушки. Всем лягушка кажется сильной и большой, вот уж правду говорят: у страха глаза велики!
– Тьфэ, тьфэ! Шаманка ждать не любит…
Хочешь не хочешь, а приходилось угощать её. Барсук мышек приносил, енот мелкую рыбёшку добывал, белка – орешки да грибы, волк добычей делился, и даже тигр не считал зазорным откупиться от шаманки: поймает оленя – самую вкусную часть ей отдаст. А хэрэ не успокаивается:
– Мало! Больше еды несите! Тьфэ, тьфэ, камлать стану – плохие времена в тайге наступят!
Устали от неё звери и птицы, а что делать – не знают. Вспомнили о медведе, который некогда нагонял ужас на всю тайгу.
– Он пообещал Калгаме не зорить гнёзда, понапрасну никого не обижать, – напомнила синичка. – Присмирел медведь, это всё знают. Но силы-то у него не убавилось. Может, он нам подсобит?
– С шаманкой враждовать нельзя! – закричала белка. – Как бы злых духов на помощь не позвала! Куда от них тогда денемся? Нет уж, лучше я орешками от неё откуплюсь.
– А мне что делать? – запечалилась лосиха. – Шаманка требует лосёнка ей отдать!
